Бог не повинен
ни в жизни, ни в смерти
Борис Чичибабин

Ты и Он

Мысль о том, что "Бог не повинен в смерти» пришла ко мне самостоятельно (как часть моего тела, а не мысли), еще до того, как я услышал это стихотворение Чичибабина, точнее, вспомнил о нем. Дело не в том, что я -- а в том, что всё-таки вспомнил.

Если говорить совершенно строго (к чему, собственно, не располагает данная рубрика), Высшее Существо именно суть причина жизни, что известно по крайней мере ей самой. И тут поэт неправ. Впрочем, сила истинной поэзии не в её правоте. Если говорить о жизни, то она именно сотворена (в отличие от бытия). Но, возможно, поэт имел ввиду как раз бытие, или, во всяком случае, что-то иное, схожее с жизнью своим отношением к человеку? Абсолют живет отдельно и действует отдельно, самостоятельно. Значит, если следовать логике поэта, Он отстоит от человека не только на смерть человека, но и на его жизнь -- и преимущественно на нее одну. Высшее Существо рождает душу, а не тело. Рождает что-то вообще не душевное, не телесное и даже вовсе не человеческое. Отсюда двусмысленность и сложность человеческой жизни. Не рождая жизнь, Абсолют как раз и является ее полной, абсолютной причиной. Такова логика поэта. Нет, скорее его прочтения.

Но если Абсолют не является (тем не менее) причиной ни жизни, ни смерти, то тогда причина чего Он? И, следовательно, Кто Он? Поэты, как правило, предпочитают стопроцентные афоризмы. Им хочется из любого положения непременно попасть в десятку. Но фокус не в этом, и правда не в этом. Я могу сказать:

Но если боль в тебе хотя б осталась
Прости же мне ее во мне

И через полчаса мне будет так хорошо, что ни о какой моей боли, ни о какой боли в другом человеке и подавно не может идти и речи. Минута правоты, даже жизнь правоты, но Он владеет гораздо большим, чем всего лишь минута счастья, момент истины или даже сама жизнь. Знает Он что-то большее, чем все мы привыкли вкладывать в слово "знать". Человеку не позволено писать о Нем так, как это легко и красиво сделал поэт Борис Чичибабин. Человеку просто не дано это. Даже если эта данность очевидца. И самые удачные выражения о Нем лишь подтверждают правду человеческой реальности: она скверна. Эти строки рассчитаны на эстраду, на равнодушную публику, которой, что Он, что "оно". Даже тот вариант, где поэтическая строка звучит в самом выигрышном свете -- даже эта ситуация, если смотреть на нее в лучах Абсолюта, тает, как лед на солнце. Мы ошибаемся, когда говорим о Нем. И в этом наша великая правда. Человеку не позволено сказать все -- уже хотя бы потому, что ему дано вообще сказать, вообще говорить. Истина не заложена в одних только словах, поскольку мы общаемся не посредством силлогизмов, как показал Л.Витгенштейн. Иначе разговор превратился бы в сплошное тождество: Я есть Я. Все, ничего более истинного нельзя сказать. Это самая высокая человеческая истина. Ее нельзя опровергнуть в рамках человечества. Но истина ли это? Ведь истина с античности связана для человека с красотой, доброй, верой, всем, что держит нас в жизни, или хотя бы возле нее.

Это ваша жизнь, это ваша смерть, говорит нам поэт, и не вмешивайте сюда мое Высшее Существо. Оставьте Его в покое. Не спорю, такая позиция возможна. Это красивая позиция. Красивая именно поэтически. Но отчего в слове "поэтика" слышится еще и "этика"? Поэт хочет наделить Его своим поэтическим разумом, своей поэтической логикой. Но Он не поэт. Он все-таки н е поэт. Перелистайте Его земную жизнь -- ту или эту. Как скромна она, как обычна. Даже чудо важно в ней не чудесной своей стороной, а прежде всего тем, что связывает ее с истиной. Именно в этом суть Его чудес. Он не фокусник, он не клоун. Он пришел сказать.

Когда мы смотрим на жизнь и видим в ней смерть, нам хочется укорить кого-то в этой смерти. Смерть ужасна, и мы не видим ее величия. Слезы мешают смотреть. Когда же они проходят, мы снова равнодушны и слепы. Телесная природа мешает духовной. Мы привыкли во всем искать причину. Причину жизни, причину смерти. Причина придает смысл даже абсурду. Отказывая человеку в причине, мы отказываем ему в последней милости, на которую он по малости своей всегда рассчитывает. Абсолют не так жесток. Он дает нам причину, он разрешает нам мыслить. Даже плохо, даже по-человечески. И когда мне хочется сказать о том, что Он не есть причина смерти, то эта строка вовсе не исключает свою причинность. У смерти есть причина, но она не в Нем. Отказывая человеку в причине, мы рвем пуповину между ним и Ним. Он не повинен в смерти, поскольку Он дал жизнь. Но если Он и жизни не давал, то не Ему ее отнимать. Опять поэт прав. Человек и Абсолют в этой мысли отдельны. Но они как раз не отдельны, поскольку Он -- Богочеловек. Глупо оспаривать логику поэта, у него свои законы. Поэт сотрясает нас, оглушает, завораживает. Но это лишь преддверие истины. Поэт заставляет нас открыть глаза, но открыть глаза это еще далеко не увидеть. Видит человек сам, поскольку в виденнии этом он соприкасается с Ним. Один на один, без посторонних лиц. Без поэтов, без мудрецов, без пророков. Ни один пророк не ляжет с человеком добровольно в могилу. Это сделает лишь простая человеческая мать. Только она. Преувеличивать роль поэзии и тем более философии -- традиция чисто европейская, классическая. Речь выше письма. "Сохрани мою речь", сказал поэт. Заметьте, не стих, не рукопись - речь, воздух книги, ее анфилады, ее нутро. Не смысл, не рифмы, а речь. Тембр голоса, привычные обороты, запинку, оговорку, дикцию.

Итак, мы хотим найти причину, чтобы или укорить (в смерти), или восславить (в рождении). "Бог дал, Бог взял", говорит Писание. Абсолют весь соткан из нетканной Своей ответственности. Он не любит полутонов и намеков. Он говорит истину. Остальное Он отдает пророкам, поэтам и шутам. Но все это остальное, какое бы оно ни было -- выражает лишь частное мнение пророка, поэта или шута. Не более. Абсолют мощен, Он владеет силой. Но на что Ему эта сила, если Он и так суть все и вся? Что делать Ему с этой силой? Известный парадокс: может ли Он, если Он так всемогущен, создать такой камень, который не в силах поднять? Мне кажется, Он не стал бы себя утруждать такой задачей. И вот не знаю, как камень, но существо такое Он уже создал. Это человеческое существо. И Он его создал. Позволил Себе создать.

Без этого сотворения, без человека Он был бы не разрешен, хотя Он самодостаточен. Но ведь мир и человек и есть частью этой самодостаточности. "Я пришел дать жизнь", говорит Он. И мы все понимаем, что "жизнь" -- это и вера, и красота, и, не в последнюю очередь, истина. Но поэт, возможно, подразумевал не истину, а поэтический намек, который трудно понять, вынув одну эту строку из контекста. Возможно. Нельзя судить поэта за одну строку. Впрочем, поэт и вовсе неподсуден. Он сам себя в достатке осудил. Ценен вопрос, который поэт, хотел он того или не хотел, нам задает. Абсолют не повинен в жизни, Он не вина ее, а исток, нисхождение. Рождать -- не повинность, а дар. И снова поэт прав. Но Он именно повинен в жизни, если учесть, что в смерти Его нет, ни вины Его, ни причины.

А. Б.

  Вернуться
    [в содержание журнала "Самватас"]